Название «Парк Горького» родилось совершенно спонтанно

Про Александра Маршала расскажет сам Александр. Про новый альбом, об участии в конкурсе «Звезды танцпола», о встречи с Оззи Осборном, о группе «Парк Горького», о жизни в Америке, о радиопередаче «Слушай, солдат»

интервью Александра Маршала от 23 марта 2005 года

— Александр, как будет называться ваш новый альбом и когда намечен его выпуск?
Александр Маршал: — Я не знаю, как он будет называться. Так как это невозможно сразу придумать. Было время, когда каждый из музыкантов готовил альбом, пока у нас не стало пиратов. Как только они появились, не стало смысла выпускать альбомы. Выпускаю по одной, по две песни. А альбом?.. За что им его дарить?

— В последнее время вас приглашают на конкурсы в качестве человека, оценивающего творческий потенциал и талант ребят. Скажите, а вообще реально ли оценить подобные критерии?
— Нет, не реально.

Есть хорошая пословица, которая говорит, что нужно оказаться в нужном месте в нужное время. Это очень важно. А талантов много. Они разносторонние, обширные. Россия вообще очень богата талантами. Но нужно всем оказаться в нужное время в нужном месте. Из этого все и складывается. А оценку давать? Я вообще не сторонник каких-либо конкурсов, где нужно сидеть в жюри.

— Но вы вот участвовали в конкурсе «Звезды танцпола»…
— Это была шутка, шоу. Какой конкурс? Это просто телевизионная съемка. Она никакого отношения к конкурсу не имеет. Я и танцы. Это невозможно совместить.

— Александр, есть ли будущее у классики?
— В советское время, если бы меня спросили: «Ты пойдешь на концерт классической музыки, где симфонический оркестр играет Чайковского?», то я бы плюнул ему в лицо. Сказал бы: «Вы что, озверели?» Количество людей, которые увлекаются классической музыкой, столько же, как было в 18 веке. Может быть, тогда было чуть побольше, потому что не было радио и телевидения. Оно никогда не меняется. И молодежь, которая любит классическую музыку, сегодня будет любить ее и завтра, послезавтра — это отдельные люди. Привлекать массовость сюда — преступление. Это музыка, которая нужна избранным людям, которые ее понимают. Нельзя классическую музыку нести в массы. Вспоминаю военный городок, где вырос. Тогда висели колокольчики (такие громкоговорители), и вот, что я помню — новости, вести с полей и фортепианные концерты Шуберта и Вагнера. Можно было сойти с ума. Нельзя же целый день крутить классическую музыку людям, которые ничего в ней не смыслят!

А будущее у классической музыки было, есть и будет.

— Почему вами была выбрана бас-гитара? Пробовали вы пересесть на другой инструмент?
— Не пробовал. Я просто играю на многих инструментах: на гитаре, на фортепиано, барабанах. Этого достаточно. Мне изначально понравилась бас-гитара.

— Долгое время, находясь за рубежом, вы смогли напрямую общаться с музыкальными авторитетами своей юности. Как состоялась ваша первая встреча с ними?
— Первая встреча была с сыном Бонхэма, барабанщика Led Zeppelin. Мы с ним сели, выпили водки. Все, ничего особенного. Потом еще выпили, еще… и напились до состояния интоксикации. Ничего сказать не могу. Это совершенно земные люди. Несмотря на свою «звездность», они «земнее», чем тот же Филипп Киркоров и ему подобные. Намного. Хотя известны во всем мире, а не в одной отдельно взятой стране. О них даже рассказать нечего, представляете? Настолько они обыкновенные. Был такой прецедент, что я дружил с Гленом Хьюзом, бас-гитаристом из Deep Purple. На прошлой неделе я с ним созванивался. Он сейчас в Лондоне, записывает новую пластинку. И сказать-то больше нечего…

— Как состоялась ваша встреча с Оззи Осборном? Что вас сблизило?
— Нас ничего не сближает. Он Оззи Осборн (англ. Ozzy Osbourne), а я — Маршал. Мы находимся на разных полюсах. Просто я знаком с ним. Я счастлив, что он со мной еще разговаривал. Мы сидели и о чем-то говорили. Он — Оззи Осборн, легенда. А я… Причем здесь я? Нас ничего не сближает, и сблизить просто не может. Мы просто летели на фестиваль в Москву и говорили об этом. Какой будет аппарат, какая сцена. Говорили по делам, ничего личного.

— Группа, благодаря которой вы стали известным во всем мире музыкантом — «Парк Горького». Выступали вы когда-либо в Парке им. Горького? И как родилось это название?
— Да, мы там выступали. Там же есть Зеленый театр, там была первая студия, где мы записали первую свою песню. Снимали там первый клип зимой.
Название родилось совершенно спонтанно. Не знаю, кто предложил. «А давайте назовемся вот так… Раз уж здесь». — «Ну, давай».

— Как вы подбираете стихи к своим песням? Какую поэзию вы предпочитаете?
— Я предпочитаю не поэзию, а чтобы они были о чем-то. Чтобы стихи о чем-то говорили, чтобы можно было о чем-то подумать. Я не могу понять, когда пишут, что «ее золотистые брови колосятся на фоне луны». Что это вообще такое? Издевательство. Зачем это? Что-то должно происходить. Нельзя просто так петь, просто сотрясать воздух. Я отталкиваюсь именно от этого. Прежде всего, чтобы был смысл, красивая, а не избитая молотком, рифма и т. д. Стараюсь, во всяком случае.

— Шоу-бизнес сравнивают со стоячим болотом. Можно ли это болото превратить в прекрасное озеро?
— А нужно ли?.. Начнем с другого. Это болото нравится. Люди ходят на эти концерты. Зачем они ходят на концерты под фонограмму? Висит в городе афиша: «Вот такой-то артист». Люди знают: поет «под фанеру». Нет, пойдем, посмотрим все равно. Какого черта ходить на человека, который поет «под фанеру», вас обманывает?! Разве можно это делать? Поэтому разговор, что такой-сякой у нас шоу-бизнес, я не приемлю до тех пор, пока люди будут ходить на концерты тех, кто поет под фонограмму. Люди платят им деньги. И они процветают, ездят на лимузинах, жируют из-за того, что люди сами им это позволяют. А потом гонят на шоу-бизнес. Причем тут шоу-бизнес? Это люди делают его сами! Люди, которые ходят на концерты. Вот приехало чмо болотное к ним на лимузине, «под фанеру» дурит, они хлопают, а потом осуждают шоу-бизнес. Ну, как так можно?

— Что в вашей жизни значил Валерий Чкалов?
— Валерий Чкалов? Не больше, чем для вас. Народный герой. Валерий Чкалов жил настолько далеко от моего детства. Какой там Чкалов? У меня был яркий пример — мой отец. Человек, который летал каждый день помногу часов и учил летать людей. Отец был для меня примером. Остальные летчики? Я точно так же думал о них, как и о Павлике Морозове, Володе Дубинине, патриотах. Тот же Чкалов. А где он? Что он сделал? Я узнал о нем позже.

А мой отец был перед глазами, каждый день. Он был для меня ярче всех. Летчик первого класса, военный, инструктор, который не отчислил ни одного курсанта. Он учил летчиков, которые стали потом космонавтами, испытателями и т. д. Они приезжали к нам домой с благодарностями и называли его Батя. Он ничуть не хуже Чкалова. Просто о нем не знают и не говорят.

— Сейчас много говорится о проекте на радио с вашим участием «Слушай, солдат». Как вы считаете, какой элемент этой программы является вашим творческим элементом?
— Вообще ведение программы — творческий элемент. Там необходимо быстро соображать, потому что письма приходят не только благодарственные с просьбой поздравить того или иного человека с днем рождения. Приходят письма серьезные, когда не знаешь что делать. Когда мать пишет, что ее сына убили в армии, забили «деды» ремнями и сапогами. Где найти правду и как жить дальше? Все, что связано с программой — творческий процесс.

— Сегодня сняты практически все запреты на смерть на экране. Та же смерть в сериалах. Как вы к этому относитесь?
— Мы же знаем, что это кино. Я противник другого. Когда показывают настоящие трупы и отрубание голов по ТВ. Настоящую смерть. А кино? Я знаю, как дырка во лбу делается. Не хочешь, не смотри. А по-другому все равно не будет. Хоть лопни. Все равно будет насилие на экране. Кстати, в Америке этого намного меньше. Мы привыкли ссылаться на США, показывать пальцем. Там этого меньше. И женскую грудь не увидишь на публичном ТВ, ни на платном канале. А у нас это более открыто.

Но, во-первых, не смотри. Если я вижу, что мой сын смотрит что-то такое, я переключаю тут же. Может быть, без меня он это и смотрит, но не при мне. А потом, если показывают настоящую смерть: о чем мы говорим?

— В сфере развлечений часто присутствует откровенная ложь артистов для публики. В жизни и на сцене они разные. Как вы относитесь к этому?
— Это вообще идиотизм. Это относится не только к артистам, но и к политикам. И к последним даже в большей степени. Есть люди, которые к искусству никакого отношения не имеют. Они есть и будут. Бороться с этим бессмысленно. Это равносильно тому, чтобы взять и разогнать облака, завалить дом. Вот сейчас я смотрю в окно: у меня вдалеке стоит дом. Совершенно ужасный, я сломал бы его с удовольствием, но я же не могу это сделать. Это наша жизнь, видимо, это для чего-то нужно. И ложь, и подлость, хамство. Если бы все было гладко, радужно и красиво, мы не смогли бы жить в таком мире. Надо, чтобы мы набирались опыта, становились лучше.

— Одной из причин, по которой вы покинули Америку, было отсутствие духовности между людьми…
— Я покинул Америку не поэтому. Просто потому, что я российский душой и сердцем. Я здесь родился и там жить не могу. Десять лет вполне достаточно для того, чтобы понять, к кому ты принадлежишь, к какой части земли, к какому народу. Я не собирался там жить вечно. У меня не было таких планов. Просто думал, что сделаю это раньше, но не получалось. Растянулось на десять лет. Я противник того, что на Америку показывают пальцем, как пример того, что американцы тупые и так далее. Тупые, да. Но почему мы, такие умные, бедные? Не понимаю. Они тупые, а живут нормально. Средний жизненный уровень там выше намного. Как бы там ни было, Америка — мощное государство. Политики СССР мечтали бы иметь такое государство, как Америка сегодняшнего дня. Насколько сильна там полиция!

Это в кино показывают, как приезжает мафия и начинают стрелять полчаса друг в друга и нет полиции. Это бред сумасшедшего. Не то, чтобы после выстрела, буквально, если ты сделаешь какой-нибудь неправильный шаг, хулиганство, через пять секунд приезжают 20 полицейских машин, тебя кладут на капот, ноги расставляют, а потом в лучшем случае отпускают, а в худшем увозят, и непонятно, что будет с тобой дальше.

Страна очень серьезная. Все под колпаком. Все живут в долг. Ты можешь построить дом. Да, пожалуйста. Три машины у тебя. Ты работаешь и платишь за них каждый месяц. Приходит твоя зарплата, и ты всю ее раздаешь. Но если тебя выгоняют с работы, ты заканчиваешь свою жизнь самоубийством. Потому что у тебя забирают дом, три машины, жену, собаку, детей — все. Ты никто и звать тебя никак.

В том государстве я прожил 10 лет. Оно хорошее, замечательное. У меня там много друзей, но я не могу там жить. Я российский человек и принадлежу этой земле. У меня даже мысли не было остаться там навсегда.

— Что ждет авиацию в будущем, если сегодня, например, свернуты полностью проекты по работе с той же «Черной акулой»?
— Просто не будет «Черной акулы» и все. Авиацию в целом загубить тяжело. Хотя много желающих это сделать. Это невозможно. Мы без самолетов просто не сможем жить.

Что касается военной авиации, то все равно наши истребители лучшие в мире, как бы там ни было на сегодняшний день. Я знаю летчиков-американцев, знаком со многими людьми, которые летают и служат в авиации. Они просто в восторге от наших самолетов. Даже сравнивая их самолеты определенной категории, они и близко к нашим не стоят, несмотря на то, что они более компьютеризированы и т. д.

Все будет нормально. Не надо паниковать. Говорят: «Закончилось, что мы будем делать?! Авиации не будет!» Все будет! Россия — та страна, которая не понятна даже нам самим. Почему так получается: была революция 1917 года, мы 70 лет жили, и оказывается, многие вспоминают, что мы лучше жили, чем сейчас. А никто не хочет подумать о том, что если бы не было этой революции — как бы мы жили сегодня?

Невозможно загубить авиацию. У нас есть конструкторы, которые создают лучшие в мире танки. Единственно, что мне не понятно: почему мы до сих пор не сделали автомобиль — простой, для народа. Кроме этого уродства — «Жигулей», которые ездят до сих пор. Это надо под пресс. Мы покупаем все, потому что у нас нет альтернативы.

А авиация будет существовать. А как? Оборонная мощь. Государство будет. И никуда от этого не денешься. Есть боевые вылеты, есть керосин там, где это нужно. Просто нет в таком количестве, как было в советское время. Вот и все. Но и того государства нет, к которому мы привыкли. Россия стала меньше намного. Сейчас политический фактор играет большую роль, чем военный. Сила оружия уже ушла. Будущее за диалогом политиков, грамотными людьми, которые прекрасно понимают, что война — это не решение проблемы.

— Какой религии вы придерживаетесь? И когда вы впервые задумались о Боге?
— Я все время об этом думал. Единственное, что в детстве нас убеждали, что его нет, и вообще не было на эту тему разговоров. Знаю, что я был потихонечку крещен бабушкой. И крестик у меня был, его мама хранила. Папа был атеистом, член партии, военным летчиком. Он говорил: «Я там Бога не видел». Но это ни о чем не говорит. Перед смертью он был в церкви, и отпевал его батюшка.

Я христианин. Притом потомственный. Несмотря на то, что один мой дед был командиром казачьей сотни, воевал, был коммунистом — все были верующими людьми.

— Ваши пожелания поклонникам вашего таланта.
— Будьте терпимее друг к другу и старайтесь не портить кровь окружающим. Это самое главное. Жизнь такая короткая штука! Перебесишься, наорешь на кого-то, а потом думаешь: ну, и дальше что? К чему это привело? Зло порождает зло. А добро — добро. Старайтесь быть терпимее, улыбайтесь чаще, любите и будьте любимы. Храни вас всех, Господи!

Беседу вел Евгений Гаврилов