В «Машине времени» есть еще порох в пороховницах

— Андрей Владимирович, что бы вы назвали самым значительным событием в вашей биографии в 2006 году? Самое запоминающееся выступление?
— Наверное самое значительное событие минувшего года- это поездка в город Лондон и работа на студии Аbbey Road. Впечатлений — масса, трудно рассказать обо всем в одном интервью. Трудно что-то одно выделить. Все — вместе. Представьте, что вы попали на Марс и вам задают вопрос: «Что вас там поразило больше всего?». Хотя, наверное, найдется, что сказать… Самое запоминающееся — знакомство с Джорджем Мартином. Своим появлением он уже шокировал нас. За все время нашего пребывания на студии он появлялся всего два раза, но этого хватило.

А насчет самого запоминающегося выступления… Не помню точно на каком концерте, мы начали играть песню в разных тональностях… Получилось забавно. :

Пришлось нам остановиться и начать ее заново. Может быть, мы тогда подумали о предстоящей поездке в Лондон?

— Какие проекты помимо «Машины Времени» ждут ваших поклонников в ближайшее время?
— Практически с начала года мы работали над нашим «английским» альбомом, и все остальное временно как бы отошло на второй план.

Что касаемо меня и моих планов, — есть идея сделать новый альбом в проекте под названием «Сталкер». Последний выходил в свет еще в 1988-м. Это тот самый проект, который родился в далекие 80-е годы, в городе Ухте.

— В 2003 году вы писали музыку к телевизионному сериалу «Танцор». Чем вас привлекает написание подобной музыки? Какие сложности возникают при ее написании?
— По крайней мере, раньше подобное делать не доводилось, а попробовать себя в чем-то новом — всегда интересно. Технологических сложностей не было никаких, а творческие если и появлялись — то Андрей (Макаревич-продюсер фильма) и Дима (Светозаров-режиссер) всегда приходили на помощь. Во многом помогла и собственная студия оборудование которой позволяет делать любые музыкальные проекты. А с сочинительством, что там лукавить, — я не знаю, откуда это появляется, как это приходит. Наверное, поэтому и сочиняю редко, — не хочу писать что попало.

— Вы написали музыку к новым 19 и 20 сериям мультфильма «Ну, погоди!». Чем запомнилась эта работа?
— Прежде всего, именно ей я обязан знакомству с замечательными людьми — Алексеем Котеночкиным и с Александром Курляндским. Сочинять музыку к мультфильмам — работа очень кропотливая, но ужасно интересная. Никогда раньше этого не пробовал. Я впервые увидел, как создают мультфильмы, насколько это сложное дело, какие талантливые люди — аниматоры, как это непросто — оживить рисунок в кадре. Сколько часов, дней и месяцев труда скрывается за этим.

— Какие новые для себя открытия сделали, когда оказались на сцене среди музыкантов «Машины времени»?
— Прежде чем оказаться на одной сцене, мы отрепетировали всю программу в подвале… каждый день… с 10 утра и до победы… Мне тогда стало ясно — у этих парней есть еще порох в пороховницах. Пожалуй, даже побольше, чем у многих молодых.

— Все началось со знакомства с Александром Викторовичем Кутиковым в Свердловске. Как так случилось, что вы с ним встретились и он вас еще пригласил на запись в Москву?
— Это было в 1988 году. Мы гастролировали в Свердловске со «Сталкером». Оказалось, что мы живем в одной гостинице с «Машиной Времени», дальше как водится — познакомились, выпили, поговорили, съездили на концерт «Машины времени», а «Машина времени» посетила наше выступление. И после этого Саша предложил записать альбом в его студии в Москве. Для нас это предложение было очень неожиданным, приятным, лестным и вместе с тем предложением, от которого невозможно было отказаться. В январе 1989-го мы поехали в Москву и до сих пор благодарны Саше за то, что он сделал для нас.

— Ваши первые впечатления от общения с Кутиковым в студийных условиях? Что изменилось в вашем творчестве с началом сотрудничества с ним?
— Саша — очень профессиональный, талантливый и ответственный человек. Он многому нас тогда научил. И меня в частности.

— Помогли ли вам знания программирования в студии Кутикова?
— Я бы не стал превозносить мои скромные способности. «Программирование» — это больше красивое слово. Простое забивание нот в секвенсор, а это может сделать любой человек, знающий ноты, если ему объяснить — как.

— Вы работали с Кутиковым и Маргулисом над их сольными проектами. Как вы считаете, что вас объединяло в этих всех работах? Ваши взгляды совпадали?
— Думаю — да. Если бы не совпадали, были бы «чужими» друг другу людьми, то этих работ-то и не было. Это очевидно. Каждый день работы с друзьями для меня — как праздник. 🙂

— После того, как вы приехали в Москву, началось крушение государства, в котором мы жили…
— Надеюсь, что это произошло не по нашей вине. 🙂

— Спустя некоторое время распадается ваша группа. С какими трудностями вам как творческой личности, как музыканту не из Москвы пришлось столкнуться в девяностые годы?
— С материальными. А преодолеть их помогло время… и конечно — хорошие люди. Появилась работа, появились какие-то деньги, и все встало на свои места…

— В свое время у вас не получилось продолжить образование в консерватории. Вы начали заниматься самообразованием. Что включал в себя этот процесс?
— Занимался на инструменте, изучал гармонию, теорию, слушал музыку. В общем, занимался тем же, чем и студенты музыкальных заведений. Кстати, я до сих пор самообразоваваюсь. И всегда стараюсь прислушиваться к мнению образованных людей.

— В свое время вы попали в «черный список». Как вам это «удалось»? И что помогло вновь стать выездным?
— Не выездным я никогда не был. Список, про который идет речь — список запрещенных Минкультом СССР коллективов, который действовал на территории СССР. Как нам это «удалось» сделать — надо спросить у тех, кто нас туда внес. А все это закончилось тогда, когда мы пришли на работу в филармонию и «залитовали» свою программу.

— Устроившись в Сыктывкарскую филармонию, вы объездили много городов и весей. Помните ли ваши первые гастроли?
— Конечно, помню. Ощущение было такое, что сейчас наступит разрыв сердца. Все это было от волнения и полного отсутствия опыта работы на сцене… Оказалось, что профессиональная сцена, о которой мы так долго мечтали, кардинально отличается от клубных и студенческих сцен, где мы выступали до этого… Здесь вступает в силу такое понятие, как профессионализм. Вот этому нам пришлось учиться потом долгие годы.

Когда лидер в коллективе просто необходим, а когда его лидерство мешает общему делу?
— Мешает, когда лидер перестает «слышать» музыкантов. А необходим всегда. Если не будет лидеров, или будет лидер, любующийся собой, то такой коллектив просто обречен.

— Когда вы впервые приобщились к спорту? Какие виды спорта вас сформировали в детстве?
— В детстве занимался борьбой. А поскольку все мы учились в одних школах и в одних институтах, то занимался тем, что и все. В то время довольно серьезная была спортивная подготовка. Поэтому приходилось бегать кроссы на лыжах, просто бегать и играть в разные игры, вроде волейбола и баскетбола. Мне это всегда было по душе, доставляло удовольствие. Хотя бы потому, что можно было прогулять пару уроков, выступая за школьную или институтскую команду.

Впоследствии я не стал бы себя причислять к активным спортсменам, потому что все, что заставляю себя делать — это ходить время от времени в бассейн и заниматься гимнастикой, зарядкой. Активно ходить в тренажерный зал каждый день не получается.

— Долгие годы вас сближают в работе с Сергеем Костровым. Где он сейчас? Чем живет? И самый последний ваш совместный проект?
— Живет с семьей в Москве. Делает авторскую программу на радио «Серебряный Дождь». Очень интересную, на мой взгляд. Мы недавно виделись и обсуждали детали нашего будущего проекта.

— Что лежит в основе вашего с ним творческого долголетия?
— В этом возрасте друзей уже не меняют. И не заводят. Дружим мы с ним практически со школьных лет. Комментарии излишни.

— «Враг новым может быть, а друг он только старый»?
— Совершенно верно.
— Вы с отличием закончили музыкальную школу по классу фортепиано?
— Так хотелось бы ответить «н-да…., а что? «, но у меня, к сожалению, не красный диплом.

— Ваш самый любимый и нелюбимый предмет в музыкальной школе?
— Нелюбимый предмет — музлитература. Скучно было ужасно. Хотелось бежать куда-нибудь с пацанами играть на улицу, на каток, на хоккей. А надо было сидеть и слушать. Поэтому прогуливал при любой возможности… А сейчас жалею… Когда читаю книжки по этой тематике, открываю для себя интересные факты из жизни тех или иных композиторов. Это как раз то, чему учат на предмете «музыкальная литература». Но маленький был, глупый.

А любимые — сольфеджио — там было интересно и понятно, и специальность, когда получалось играть прилично.

— Ваш первый синтезатор — «Moog». Вскоре вы сменили его на «Roland».
— Я его не менял. Он был со мной много лет. «Roland» я докупил.

— В то время это были довольно редкие и дорогие вещи. Как вам удалось приобрести эту технику?
— Я купил его у заезжей группы, которая выступала в нашем городе. Причем помню, что мне не хватало прилично денег на него, и мы долго торговались. На мне была новая куртка «Аляска», которые тогда только-только появились. Я отдал свою куртку, с меховым капюшоном, на «молниях», супермодную в счет этих недостающих денег. А мороз тогда на улице стоял градусов 20–30. И я вышел на мороз в одном свитере, но с синтезатором! Это было здорово!

— Отличаете ли вы электронную музыку от натуральной? Чем синтезатор предпочтительнее фортепиано?
— Я бы не делал таких предпочтений. В то время, когда я покупал себе синтезатор, это было равносильно покупке космического корабля. Многие тогда экспериментировали с синтезаторами — Chick Corea, Herbie Hancock, Weather Report я не буду всех перечислять…имена этих людей уже давно вошли в историю музыки, но и тогда и сейчас в основе — сама МУЗЫКА…, и нет причин для расстановки каких-то приоритетов за каким-то видом. На чем играть — дело техники.

— Родители заложили в вас чувство ответственности. Как смотрели на ваши занятия в школьной группе родители?
— На мое участие в группе они смотрели отрицательно. Потому что я не успевал учиться. Они, как любые нормальные родители, хотели, чтобы их сын учился лучше. А сын в это время болтался с друзьями по репетициям, занимался черт знает чем.

Выбор института — это их желание? Почему вы пошли именно в этот институт?
— У нас в городе был один-единственный институт — Ухтинский индустриальный институт. Он существует и по сей день, только называется университетом.

— Когда вы впервые приобщились к гитаре? Кто вам помог освоить ее?
— Мой папа неплохо играл на шестиструнной гитаре. Мне хотелось играть так же. Когда он уходил на работу — я брал гитару и начинал подбирать «на слух». Помню точно, сначала я почему-то научился играть на ней наоборот. Мне было лет 11, у меня не получалось брать «барре», так как пальцы были маленькие, и играл я сверху грифа. У меня была даже своя аппликатура. Но однажды отец увидел, как я играю, и говорит: «Слушай, а на гитаре не так надо играть». — «Как?» — «А вот так». И показал мне, как нужно. — «А у меня не получается зажимать «барре». — «Ничего, подрастешь — все получится».

— Почему же он как музыкант препятствовал вашим занятиям в группе?
— Потому что занятия в группе подразумевали курение и выпивку вина, прогулы уроков. Что мы с успехом и делали.

— Ваш последний аккорд в индустриальном институте?
— Я ушел оттуда практически за день до победы. Мы уехали на гастроли и не вернулись обратно. Диплом мне не выдали. Я считаю себя вечным студентом этого заведения.

— Вы, скорее всего, единственный музыкант, который совершил переход из так называемого легкого жанра в рок. Обычно делают как раз наоборот. Что бы вы сказали на это?
— Я не делю музыку: это можно играть, а это нет. Ее можно делить на стили, на размеры. Идиотов хватает везде — и в серьезных стилях, и в легких. Музыка — она и есть музыка. Можно написать великолепную мелодию, работая в джазовом трио или на эстраде. Хорошая музыка найдет себе дорогу. Нет попсы и рока — есть плохая и хорошая музыка.

Ваши пожелания всем любителям вашего творчества и творчества группы «Машина времени»?
— Здоровья, материального благополучия и мира в семье. В общем — счастья в жизни.