Акустику я подарил старшему сыну

Сергей «Чиж» Чиграков. Фото: my-zhukovskiy.ru

— Прежде всего…
— Прежде всего я схожу и налью себе водки. А ты говори. Правда, у меня в соседней комнате дрим-театр орет на всю. Ко мне пришел Наиль Кадыров (группа Разные Люди — прим.), мы с ним сидим, отмечаем поступление моей жены сразу в два университета и слушаем дрим-театр.

— Сергей, первый концерт, посвященный 10-летию группы, вы решили отыграть в Москве и лишь спустя месяц в Санкт-Петербурге. Почему не наоборот? Чем они будут отличаться?
— Фиг его знает! Может быть, связано с тем, что БКЗ в Питере занят, а «Россия» была свободна. А отличаться они будут репертуаром. Во всяком случае, мне бы так хотелось, потому что Питер — город более хипанский и более родной.

— Следует в ближайшем времени ожидать альбом Сергея Чигракова или «ЧИЖ и Ко»?
— Процесс, работа постоянно идет. Другое дело, приходит мысль в голову или не приходит. Кажется, я себя разбаловал. С тех пор, как записал последний альбом-сольник, какое-то время сидел и думал: «Ла! Можно ничего не делать». Это состояние, видимо, мне настолько понравилось (или я к нему привык), что теперь очень сложно перестраиваться обратно в работу. Заставляю себя со скрипом. Но дело сдвигается с мертвой точки. В любом случае, мы на месте не стоим: сейчас записываем саундтрек к телесериалу.

— Сергей, вы признанный мультиинструменталист. Какой из последних инструментов вами освоен?
— Признанный мультиинструменталист у нас Майкл Олдфилд. Насчет инструмента — никакой. Как не умел играть ни на чем, так и не умею. Единственное, что более или менее могу взять в руки не стыдясь — это гитара, аккордеон и, может быть, фортепиано.

— Есть много фотографий какого-то концерта в подземном переходе. Кто был инициатором данного проекта?
— Это не концерт, а фотосессия. Естественно, во время нее мы что-то играли — иначе было нельзя. Но это не был концерт.

— Вашим продюсером в первом и последующих альбомах явился Юрий Васильевич Морозов.
— Не продюсером, а звукооператором.

— Чему вы научились у этого легендарного музыканта? К тому же вместе с ним ваша группа записала альбом «Иллюзии».
— Я научился у него спокойствию его музыки. Не нужно выделываться, когда тебе дают 64 такта, 32 или 16. Не нужно дергаться и стараться сыграть в этих 12 тактах все, что ты умеешь.

— Многое в вашей жизни связано с Алексеем «Полковником» Хрыновым. Вы охарактеризовали его как офигенного человека. Не могли бы вы рассказать яркий эпизод вашего с ним общения, в котором он предстает как музыкант с большой буквы?
— Во-первых, то, что Лешка согласился лет 17 назад отдаться под мое крыло, уже говорит о том, что он музыкант с большой буквы. Потому что под такого идиота, как я, очень трудно ложиться.

— Чем он сегодня занимается?
— У него сегодня свой бэнд в Горьком. Уже «Полковник и однополчане», по-моему, третьего созыва. С ними он работает и что-то даже записывает, а также выступает на концертах. И еще работает на радио.

— Сергей, помните ли ваш первый урок в школе, когда вы вошли в класс как учитель пения?
— Это было 2 сентября, и мне достался 5 класс. Ни туда, ни сюда. Вроде бы и не дети, но еще и не взрослые. Я вошел в белом галстуке, при костюме, стриженый — работа такая. У них до этого преподавал какой-то другой учитель музыки, и район был не такой уж самый благонадежный, поэтому они посматривали на меня с интересом. Пришел, мол, молодой пацан…

— Большая часть вашей музыкальной карьеры и жизни связана с Александром Чернецким. Что у вас общего? Что сближает?
— У нас все общее и абсолютно все сближает. Как-то так получилось, что мы практически во всем схожи: во взглядах, слушаем одну и ту же музыку, не любим одну и ту же погоду… Не знаю… Вот мы сейчас сидим с Наилем Кадыровым (он в соседней комнате). Наиль любит «Роллинг Стоунз», а я их не люблю. Зато мы оба любим «Битлз». Это не мешает нам выпить. А с Сашкой Чернецким мы, конечно же, спорим, но наши споры никоим образом не могут служить причиной для ссор. Потому что мы прошли с ним очень много вместе. И поэтому по пустякам мы ссориться не будем, а серьезные проблемы… Мы по ним тоже ссориться не будем, и предать друг друга не сможем.

— Много ли в вашей жизни было гитар? Сколько их сегодня?
— Хороший вопрос. Сейчас пойду, посмотрю… Итак, пришел. Раз, два, три, четыре, пять… в руках — шесть. Дома шесть. На самом деле, боюсь, что их штук восемь.

— Сколько акустических?
— Акустика из них только одна. Одну акустику я подарил старшему сыну, другую акустику я подарил среднему сыну.

— Вы мечтали сыграть с Эриком Клэптоном, да и просто с ним познакомиться. Вы были на его концерте. Удалось ли вам хотя бы частично осуществить мечту?
— Нет, конечно. Я даже и не пытался туда проникать за кулисы. Потому что это невозможно. Если уж я после концертов сижу где-то в баре или в концертном зале по три часа в отдельных городах… Мы просто сидим, пьем, едим, никого не трогаем и потом потихонечку выходим. И то нас охраняют порой до 60 омоновцев. То куда уж там до Клэптона добраться! А так, просто подойти, воспользоваться положением и сказать: «Здрасте! Я тоже музыкант» — нет! Другое дело, если бы он меня услышал на сцене, то это было бы да.

— Осталась мечта…
— Да, и мы с Наилем об этом тоже сегодня говорили. Почему я до сих пор и слушаю «Битлз». Специально отключаю мозг и перевожу для себя их ранние песни. Чтобы не поломать мечту.

— Популярность и звезды — абсолютно разные вещи. Тем не менее, существуют «Фабрики звезд». Что отличает настоящую звезду от конфетного фантика в звездочках?
— Душа. Мы начинали с какой-то мечты, все исходило от души. Писали песни, вкладывая в них душу, а потом уже, наверное, даже сейчас, музыка стала в какой-то мере и бизнесом. В каком плане? То, что мы получаем за это деньги. За то, что мы пишем песни, даем концерты, вкладываем душу.
А если музыка начинается сразу с бизнеса, как это происходит сейчас, то ни о какой душе в творчестве речи не идет. Либо она какая-то кастурбатая, что ли. Неправильно все это. Если изначально ставить планку на бабки или на какую-то популярность, то вот тут-то, собственно, и получается «Фабрика звезд». Фабрика вообще не понятно кого. Собираются люди, поют. Кто-то поет, кто-то нет. Какие-то они все безликие. Начинают с финансов и тупого желания прославиться.

Мы все хотели прославиться. И я хотел. Но это было настолько несбыточной мечтой, что изначально мы писали песни просто для души.

— «В простоте красота и сила» — сказали вы. Где для музыканта кончается дилетантство и начинается простота и музыка?
— Как только ты выходишь за рамки дилетантства, то тут, собственно, и начинается простота. Дилетантство… Это как разговаривать. Можно, грубо говоря…. с утра до вечера и толком ничего и не сказать. У нас, у музыкантов это называется Фендер -…бол. А можно сказать одну-две фразы в течение суток, и этим все будет сказано. Каждый определяет сам для себя.
Практика показывает, что чем больше воздуха, чем больше пауз между предложениями — тем лучше получается.

— «Давайте делать паузы в словах»?
— Совершенно верно. Собственно, ничего нового здесь не сказано. Это было известно и раньше. Есть такое понятие «воздух», который должен присутствовать.

— Приходилось ли вам в жизни, кроме съемок в клипе «Полонез», кататься с байкерами?
— Да, в Сочи. Но всякий раз, когда сажусь на мотоцикл, я обжигаю себе голень. У меня все время ожоги. Ну, не привык я соскакивать. Схожу, как с автомобиля, и прислоняю икру к тому самому месту, где у них самое горячее. И кердык! У меня два месяца ожог.

— Самая дорогая для вас книга?
— Я не могу стоять на одном месте. Вчера — одна, сегодня — другая. Вот сейчас я купил себе Сорокина, последнюю книжку. Может быть, она станет для меня самой дорогой. Не знаю. Невозможно определить… Раньше был Джек Лондон. Но я не уверен, что я сейчас стал бы его перечитывать. Жюль Верн был для меня таким же любимым. Можно перечислять даже по годам. На ком я рос лет с двенадцати. Они были. Я их прочитал. Было здорово! Читал запоем, от начала до конца, полные издания. Мне очень нравятся старые издания. Очень долго бегал по Питеру, искал старое издание Жюль Верна…

— В 12 томах?
— Да, в синих обложках. Нашел! Купил, блин. Такой кайф! С такими иллюстрациями черно-белыми! Две-три иллюстрации на том. Но вернут ли эти книги тот кайф? Может быть, когда пойду на пенсию, буду их читать. А определяющей книжки не выделю. Наверное, самая определяющая книжка для всех, хотя это и пафосно звучит, но тем не менее так оно и есть — Библия, Новый завет. Ветхий завет — нечто иное.

— Рокеры, по-вашему, единственные люди, которые приносят людям радость. А джазовые команды? Симфонические оркестры? Инструменталисты-виртуозы?
— Да, радость музыки — это рокеры и джазмены, из тех, кто сочиняет. Потому что это музыка идет от души, там нет никакой фанеры, нет никакого бизнеса. Это, конечно, очень здорово, что музыканты стали получать за свою работу хотя бы какие-то деньги. Хотя, это не те деньги, которые музыканты должны получать. Они должны получать в гораздо больших масштабах. Но что-то сдвинулось с мертвой точки. Рокеры и джазмены делают музыку хотя бы изначально не за деньги, а оттого, что просто из них прет. Есть такое понятие «драйв», которое в поп-музыке совершенно незнакомо. А симфонический оркестр — это люди, играющие радостную музыку, которая написана.

— Драйв, который не имеет никакого отношения к движению?
— Совершенно верно. Это не передать словами. Он есть или нет. Вот иногда у нас в разговоре с тобой возникает драйв. Как его передать словами? Да никак!

— Немного о проекте «Капель». В какой мере вы принимали в нем участие?
— Меня позвали пацаны, которых знал до этого. Мы встречались с ними в Эстонии. Пели песни друг другу. Я имею в виду Вовку Чердакова, который, собственно, и есть фронтмен и самый главный парень в группе «Авеню». Лет пять, наверное, как мы встречались. А потом он создал бэнд и позвал меня подыграть. Не знаю, почему. Может быть, я ему симпатичен как музыкант. Может — как человек. Позвал, с удовольствием приехал. Просто подыграл, помогать ему не в чем. Этот парень настолько самодостаточен, что не нуждается в чьей-то помощи. Но в плане того, чтобы продвинуть его, я приехал, отдавая себе, что меня зовут из-за двух фишек. Первая — как музыканта, вторая — для того, чтобы пластинка продавалась. Я же не ребенок и Вовка — тоже. А пластинка получилась очень хорошая.

— Старые дворовые и военные песни — «корни» многих музыкантов. Почему многие этого стесняются признать?
— Может, хотят стать рокерами? Перед девчонками. Я никогда не стеснялся этого. Но я человек другого поколения. Что-то непонятно поменялось в это мире. Шло-шло и поменялось. Не в ту сторону, в которую мы хотели. Мы хотели сделать мир добрее, что ли. Или хотя бы заставить задуматься, читать книжки какие-то, поэтов, писателей, смотреть какие-то фильмы. Не жить амебой, а что-то делать для нашей страны. А получилось наоборот. Естественно, сейчас люди уже не на тех песнях выросли. Они выросли на «Муси-пуси, миленький мой». Мне их искренне жаль по большому счету.

— И которые выросли не на «Кавказской пленнице», а на «Ночном дозоре»…
— Да… Хотя я посмотрел этот фильм, и кайфа не поймал. Я и дочь свою зачем-то повел. Посмотрели, посидели… Она не поняла, и я не понял… Она не поняла в силу того, что не читала Лукьяненко, а я в силу того, что читал Лукьяненко и совершенно не понял, что они сделали на экране.

— Горный Алтай запомнился вам только отсутствием комаров или еще чем-то?
— Алтай — офигительное место, страна, по большому счету. Страна, которая живет по своим законам. Как Сибирь — тайга, свои законы. Снег сойдет — тебя найдут. Но это одно из крупных таких запоминаний. Везде они есть, а на Алтае — нет.

— Пожелания вашим поклонникам?
— Что я могу пожелать со своей скамьи? Доброго здоровья и слушать побольше хорошей музыки. Обращайтесь к классике. Она ставит все на свои места. Слушайте классику, классику рока, панка. Слушайте изначальные корни любого направления, даже касаясь и поп-музыки — слушайте корни поп-музыки. Это совсем другое дело!
Помните Аллу Борисовну Пугачеву в самом начале? Альбом «Зеркало души»? Их было два. Первый и второй. Самый первый, который был — самая что ни на есть классика поп-музыки. А все остальное… Ребята, нас кидают на каждом шагу. Нам подсовывают резиновых кукол вместо девок.

Беседовал: Евгений Гаврилов