Самый яркий эпизод в «Арии» — это концерты в Москве в Лужниках

Работа в группе «Ария», выступление в группе «Автограф», роль музыкального образования для музыканта, концерт в Hammersmith Odeon

Интервью Артура Беркута от 23 января 2008 года

— Артур Вячеславович, турне «Арии» связано с юбилеем «Героя асфальта». Какие задачи стояли при подготовке к турне перед вами?
Артур Беркут: — У меня всегда стоят одни и те же задачи: исполнять композиции так, как они должны были звучать по идее, в оригинале. И, соответственно, добавлять своего. Что всегда и делаю.

А на самом деле просто подбирался материал по Интернету, по опросу поклонников, тех людей, которые приходят на концерты. По этому критерию и отбирались песни гастролей «Героя асфальта».

В своё время я принимал участие в концертах, где мы работали вместе с группой «Ария». Тогда я ездил в качестве солиста другой группы, но гастроли у нас были одновременные. Так что своего рода принимал участие в выходе того первоначального варианта. Я его не писал, но был среди этих людей.

Трудностей в плане реализации проекта никаких не было. В принципе, мы играем то же самое, вся партитура, которая была написана тогда, 20 лет назад, исполняется в точности, как она была написана тогда. Может быть, поменялись какие-то инструменты, люди, и, соответственно, немножко изменилось звучание, и выглядит всё как-то по-новому. Хорошо это или плохо — не нам судить.

— Чем была интересна работа над новогодней программой 2007?
— У нас очень много разных идей. Самое главное в них — не зарыться, как бывает, когда за многими вещами гонишься, но толком ни одной не поймаешь. Задача для нас — остановиться на каком-то одном варианте, чтобы это было не только нам смешно. Обычно бывает, что некоторые шутки интересны только людям, которые работают внутри группы, а зрителям они непонятны. Нам необходимо сделать так, чтобы совместить этот кайф, эту весёлость и праздничное настроение вместе со зрителями, с залом. Пока идёт подготовка, не знаю, насколько хорошо всё это получается, но мы стараемся.

— Чем вам были интересны гастроли по Украине?
— Как-то отметить их не могу. Гастроли для нас, как в знаменитой комедии про Шурика: «Экзамен для нас всегда праздник, профессор!» Они проходят всегда нормально, весело. На Украине всегда очень прекрасная погода и тёплый приём. Это не говорит о том, что у нас в России другой приём, но просто традиционно нас там ждут. Хотя ждут во многих городах. Но на Украине как-то выстраивается линия гастролей так, что мы уже готовы к бою. Был очень тёплый приём и хорошая погода.

— А большие и малые залы?
— Для меня абсолютно всё равно, в каком зале выступать — сто человек, пять человек или пятьдесят тысяч. Отдача должна быть всегда. Мы же артисты, а артист — звучит гордо. Да всегда приятнее выступать, когда зритель ближе, как в зале на сто человек. Просто другие эмоции. И ощущения немножечко разные, нежели чем огромные стадионы или лётное поле.

— Когда вы испытываете наибольшее удовлетворение от зала?
— Бывает по-разному. Иногда нравятся большие стадионы, честно говоря. Есть там такие вещи, когда сцена немножечко близко к зрителям. А есть так построен стадион, что даже людей первых рядов не видно. Вот это мне не очень нравится. Когда видишь и контактируешь с людьми и причём их очень много, самая большая отдача.

— Что вы нашли для себя в «Арии» как музыкант, как творческий человек?
— Новое звучание, новый опыт на сцене. Даже несмотря на то, что с ними знаком практически с самого начала группы, когда она только зарождалась. Наверное, было приятно вспомнить «детство» и прочувствовать это всё на сцене, не со стороны. Как это было тогда: они приходили на наш концерт, а мы приходили на их концерт. А быть участником — быть в бою. Исполнять песни, которые знает и поёт народ. Думаю, это кайф.

Трудностей не было абсолютно никаких. У меня и до этого было несколько подобных проектов. Во-первых, до этого был «Мастер». Я всегда тяготел к тяжелой музыке, несмотря на то, что люблю творческую группу «Автограф». Мне это очень нравится, что было очень заметно по последнему концерту в «Олимпийском». Но в душе намного тяготел, больше запала было у меня к металлу. Поэтому всё было нормально.

— Ситковецкий отметил на выступлениях «Автографа» ваш сильно выросший профессионализм.
— Во-первых, я вырос по-любому. Мне уже не 19 лет, не тот возраст, когда присоединился к группе «Автограф». А ещё дело, наверное, в том, что я не переставал со времён, когда мы решили не выступать вместе, имею в виду группу «Автограф», петь. Если кто-то стал заниматься бизнесом или кто-то ушёл в другие дела, переехал в другие страны, как и я, вокальные проекты никогда не бросал, постоянно был в работе. Наверное, это переросло в какие-то навыки, мастерство, произошла отработка каких-то качеств.

— Ваше предпочтение, как и у Дубинина — гитара Fender?
— То, что я делаю на ней, мне очень нравится по звуку. Эта гитара даёт возможность производить очень широкий спектр звуков, подобно акустической 12-струнной гитаре. У неё звук, который можно настроить как угодно. Мне кажется, что именно Fender может дать на сцене такую отдачу. Я бы сказал, ритмические эффекты гитары очень насыщенно звучат именно с Fender. Мне как вокалисту нужен такой инструмент. Мне нужна 12-струнная гитара, хорошая акустическая гитара, электронный звук. Я не гитарист, не был соло-гитаристом. Играл на Reеkenbеker. Если говорить о полуакустических, то в основном Ibanez и Fender. Вот, наверное, три инструмента, которым могу отдать предпочтение.

— Вы в «Арии» уже пять лет…
— Пять? А такое впечатление, что уже пятнадцать.

— Изменилось ли что-то в вас за эти пять лет в этом коллективе?
— За собой проследить этого не могу. Даже не могу понять, о чём говорят те люди, которые пишут на сайт, которые задают какие-то вопросы о творчестве. Этого оценить не могу, потому что это происходит настолько само собой, что у меня даже нет времени оглянуться и спросить: а что же я сделал? Как это спел? Нет такого, чтобы мог остановиться и сказать: м-да, вот это было ничего, а вот этот альбом хороший.

— Ваш самый яркий эпизод в «Арии», который вы ни за что бы не променяли?
— Это концерты, которые были в Москве в Лужниках. Они были очень здорово сделаны и подготовлены на высоком профессиональном уровне. Я много собираю DVD и смотрю выступления различных групп, постановку сцены, и как интересно пытаются сделать там. Так вот, анализируя это, считаю, что ничем наши выступления не отличаются от самых лучших. Это, действительно, яркое воспоминание.

— Когда экспромт на сцене получается легко, а когда трудно?
— Всегда по-разному. Мне кажется, всё зависит от звучания, от баланса, от контакта с публикой. Публика везде разная. Некоторые люди идут на что-то, некоторые меньше идут на то, а делают другое лучше, т. е. некоторые поют больше, некоторые больше кричат.

Наверное, во всех аспектах, когда какая-то группа выступает на концертах очень долго, они знают в любой момент, что нужно сделать, если зал осел, просел или успокоился. Залы бывают очень интересные. Иногда настолько сильно принимают, аплодируют по цепи, и потом вдруг всё заканчивается, останавливается — и полная тишина.

Так случилось, что в одной песне я был за кулисами, и вдруг устанавливается в зале полная тишина. А зал огромный, и надо было как-то выводить его из этого состояния. Выйти на сцену я тоже просто так не мог. Мне пришлось бросить на сцену лавку, чтобы она разбилась. Со всей дури, чтобы привлечь хотя бы внимание. И только после этого всё восстановилось и пошло нормально. Надо было обязательно что-то сломать. Вот это и был экспромт. Не во всех залах так происходит. До бросания гитар мы не дойдём, но думаю, что лет через десять дойдём до этого.

— В своё время вы много «снимали» музыки. На каком этапе это становится вредно?
— Наверное, вредно становится тогда, когда начинаешь просто копировать что-то. Это всё равно внутри каждого человека. Есть такие люди, которые снимают и даже думать не хотят о чём-то своём, а добавляют какие-то конкретные рифы с западных групп. А есть люди, которые могут на время отодвинуть этот ансамбль. Самые хорошие вещи всё равно остаются, но оседают не для того, чтобы их снять конкретно, а просто для того, чтобы понять дух этой группы.

Надо остановиться тогда, когда думаешь: нет-нет! При написании песни получается в ноль песня, которая была до этого. Это опасно для творчества.

— Какова роль музыкального образования для профессионального музыканта?
— Честно говоря, очень большая. Я считаю, что для тех людей, которые говорят о том, что не надо учиться — просто совершенно слепая отговорка. Обязательно нужно получать образование. Обязательно нужно учиться музыкальной грамоте, нужно познать элементарные азы. Иначе просто придёт такой момент, когда музыкант просто ударится о стену лбом и поймёт, настолько он туп. Без этого ни в коем случае нельзя, и не надо игнорировать это с самого раннего детства.

Не надо слушать: вот этот — самоучка… Да, есть какие-то самородки, которые, в конце концов, всё равно придут учиться в любом случае. Потому что просто не хватает элементарного знания внутри человека, у которого даже есть талант. Да, он есть, но его нужно развить, и для этого необходимы просто элементарные знания. Они помогут дать таланту большой толчок.

— Вы считаете, первичным должно быть музыка или слово?
— Для меня легче работается, когда есть вначале музыка, а слова уже потом. У меня было очень много вариантов в жизни, когда были слова, причём слова не очень хорошие. Нельзя под них было работать.

Когда человек пишет стихи, он подразумевает какую-то одну свою картинку. Таким образом он пытается мне навязать тему. И, соответственно, тема начинает ломаться. Одни стихи об этом, вторые — о том, третьи — о том. И отсюда та нить, которая появляется и которую музыкант должен вести, начинает рваться. Этого нужно опасаться. Мне больше нравится сочинять сначала музыку, а потом уже вносить в неё какие-то слова, попросив при этом провести какую-то свою идею.

— Как вы относитесь к утверждению, что настоящий рок-музыкант сочиняет и музыку, и слова?
— Смотря какую. Если какие-то бардовские вещи, в которых просто музыка и ритм не имеет какого-то определённого концертного настроя, — тогда, действительно, да. Можно и музыку на слова, и слова на музыку, и слова написать и отдельно. Всё зависит от характера музыки.

Я пробовал сочинять музыку и слова одновременно. И у меня это очень плохо получалось. Я бы сказал, просто отвратительно.

— Вы это сами оценили или вам сказали?
— Нет, наверное, не сказали потому, что не хотели меня обидеть. Просто после того, как это написал и потом послушал, определил, что это — полный отстой. Если люди услышат, то это для них будет полный кошмар. Конечно, может быть, кому-то это понравится, но я считаю, что это в свет просто нельзя выпускать. Каждый должен делать своё дело хорошо, профессионально или не делать его вообще.

— Когда вы сочинили свою первую песню?
— Я сочинил очень много, причём их сочинил как программу и выдал её, к сожалению, виноват, когда пришёл в группу, не буду даже называть какую, как не свою. Принёс с собой программу, которая была на английском языке, которого тогда не знал, и поэтому слова были как «рыба», такие непонятные. Человек поёт, а на самом деле не понять что. Собственного говоря, тогда английский язык никто не знал, и в этом отношении я был в выигрышном варианте.

Выдал тогда эти сочинения за группы Whitesnake, Led Zeppelin и подобные, якобы за вещи такие, которые никто не слышал. Сказал, что решил их «снять». Ребята, давайте сыграем, потому что их всё равно мало кто знает.

Всем это очень понравилось. Но если бы тогда я сказал, что это моё, то, наверное, все сказали: ну, на фиг! А если это сыграл «Whitesnake» — да, это да! Мне пришлось тогда пойти на хитрость. Но ничего, нормально, мы всё это исполняли, выступали, и не один год.

— Как получилось, что вам пришлось поработать с «Эпидемией» и чем была для вас интересна эта работа?
— Она была интересна с самого начала. Я считаю, что ребята очень талантливые, рвущиеся вперёд. И эта тема, не могу сказать, что она мне близка, но просто интересна. Я бы даже не сказал, что это работа, а просто получение какого-то удовольствия и своего рода помощь.

Нас часто спрашивают: «А что вот вы конкретно сделали, чтобы молодым группам как-то помочь?» Сейчас я точно могу сказать, что сделал именно вот это. Чтобы поддержать своих товарищей по оружию. Считаю, что это очень хорошо. И всем того же желаю. Людям, которые выбились и имеют признание, и у них есть такая возможность участвовать в каких-то совместных проектах, необходимо присоединяться.

— Летали вы на том самолётике, на фоне которого сфотографировались?
— Нет, я не летал. Я на такие вещи последнее время подписываться не могу, потому что у меня маленькая дочка, и я всегда очень хочу вернуться домой. Именно поэтому не летал. Есть такая русская пословица «Не надо искать приключений на свою голову». На всякий случай.

— Из времени «Автографа» вы запомнили концерт в «Хамерсмит Одеоне» (Hammersmith Apollo — большая концертная арена, расположенная в лондонском районе Хаммерсмит. Открылась в 1932 году, широко известная как Hammersmith Odeon — примечание Daily Бийск) и выступление на радиостанции Севы Новгородцева. Чем они вас так впечатлили?
— Севина (Сева Новгородцев — примечание Daily Бийск) станция мне очень понравилась тем, что, когда был маленький и отец мой был жив, мы всегда слушали «Голос Америки», который безбожно глушили. Вот именно этот кусочек, когда Сева вёл программу о рок-музыке, мне очень нравился. Я всегда просто безумно хотел узнать, откуда же это всё происходит. Откуда это вещается на русском языке, на «Би-Би-Си» (BBC)? Причём он говорил такие вещи, правду о рок-музыке по радио — для нас тогда это было просто нереально. И вдруг попадаю на эту станцию!

А чем она запомнилась? Она не мощная, со старой аппаратурой, обшарпанные микрофоны. Именно такая радиостанция, как показывали в фильмах про шпионов. Враги. Такие столы, стёкла, стулья, висит оторванная вата. Фантастика! Для меня это было вообще исполнение заветных желаний. И, конечно, Сева Новгородцев, который вообще душа-человек. Он как раз был на нашем концерте. Это просто легендарное место, и оно мне очень запомнилось. Как сейчас всё помню.

А «Хаммерсмит» запомнился тем, что на этой сцене выступали все. Он ничего особенного из себя не представляет. Как наш старый ДК. Ничего там такого нет. Обычная сцена, обычный деревянный пол, какие-то обшарпанные перила.

Есть такие культовые места, как клубы Wisky в Лос-Анжелесе, Rocksy или Rainbow, то это — самые натуральные гадюшники. Но в них есть некий кайф. Там висят фотографии, где показано, что здесь начинали Doors, Motorhead и другие великие группы. И когда просто выходишь на эту сцену, то чувствуешь себя совсем по-другому. Просто дух всего этого вселяется в тебя.

— Удалось вам присутствовать на концерте Ozzy Osbourne в Москве?
— К сожалению, я просто не смог попасть на него. Думаю, что это не последний концерт. Не получилось у меня тогда. Всеми правдами и неправдами рвался туда, но не получилось.

— На какой развилке жизни ваши пути со спортом разошлись?
— Во-первых, они никогда не сходились. Лично у меня. На самом деле я очень люблю заниматься спортом. Но «домашним». Не серьёзным, большим. А родители мои — артисты цирка, им это было просто необходимо по профессии, по-другому было нельзя.

Я занимаюсь спортом, чтобы держать себя в форме. От него, во всяком случае, не отказываюсь, люблю. Всегда себя прекрасно чувствую после тренажёрного зала. Всем людям, которые часто принимают алкогольные напитки, находятся в состоянии утренней интоксикации, считаю, спорт очень поможет.

— Ваши пожелания всем любителям вашего творчества?
— Нужно почаще встречаться. И не надо поддаваться западным течениям, которые сейчас модны. Существует очень много групп, которые просто снимают западные фишки. Могу им сразу сказать: такая вещь у нас не проходит. Наша публика должна любить ту музыку, которая идёт от души, живым звуком.

Было бы здорово, если бы мы чаще встречались! Желаю счастья, любви. И любви к музыке.

Беседу вел Евгений Гаврилов